Иван Сергеевич Тургенев
伊万.谢尔盖耶维奇.屠格涅夫

Дворянское гнездо
贵族之家

第十六章

Войдя однажды в отсутствие Варвары Павловны в ее кабинет, Лаврецкий увидал на полу маленькую, тщательно сложенную бумажку. Он машинально ее поднял, машинально развернул и прочел следующее, написанное на французском языке:
有一次，瓦尔瓦拉·帕夫洛芙娜不在家的时候，拉夫烈茨基走进了她的书房，看到地板上有一张细心折叠起来的、很小的纸条。他无意识地把它捡起来，无意识地把用法语写的如下内容看了一遍：
«Милый ангел Бетси! (я никак не решаюсь назвать тебя Barbe или Варвара – Varvara). Я напрасно прождал тебя на углу бульвара; приходи завтра к половине второго на нашу квартирку. Твой добрый толстяк (ton gros bonhomme de mari) об эту пору обыкновенно зарывается в свои книги; мы опять споем ту песенку вашего поэта Пускина (de votre poëte Pouskine), которой ты меня научила: Старый муж, грозный муж! – Тысяча поцелуев твоим ручкам и ножкам. Я жду тебя.Эрнест».
“亲爱的天使贝特西！（我无论如何也下不了决心称你为Barbe(法语，译音为“巴尔贝”——瓦尔瓦拉的法语昵称)或瓦尔瓦拉——Varvara(法语，即“瓦尔瓦拉”)。）我在林荫道拐角处白等了你许久；明天一点半钟你到我们的小房子里来吧。这个时候你那位善良的胖子（tongrosbonhommedemari(法语，意思是：“你那位善良的胖丈夫”)）通常都埋头在自己的书堆里；我们再来唱一遍你教我唱的、你们的诗人普斯（希）金（devotrepoètePouskine(法语，意思是：“你们的诗人普希金”)）的那首歌曲：《老丈夫，可怕的丈夫！》(阿利亚比耶夫（一七八七—一八五一）根据普希金的长诗《茨冈》中的一段谱写的一首抒情歌曲)——一千个亲吻，吻你的小手和小脚。我等着你。爱尔奈斯特。”
Лаврецкий не сразу понял, что такое он прочел; прочел во второй раз – и голова у него закружилась, пол заходил под ногами, как палуба корабля во время качки. Он и закричал, и задохнулся, и заплакал в одно мгновение.
拉夫烈茨基没有立刻明白，纸条上写的是什么意思；他又看了一遍，——于是他的头眩晕起来了，地板也像正在颠簸的船上的甲板，晃动了起来。一瞬间，他又是叫喊，又感到喘不过气来，又是放声大哭。
Он обезумел. Он так слепо доверял своей жене; возможность обмана, измены никогда не представлялась его мысли. Этот Эрнест, этот любовник его жены, был белокурый смазливый мальчик лет двадцати трех, со вздернутым носиком и тонкими усиками, едва ли не самый ничтожный изо всех ее знакомых. Прошло несколько минут, прошло полчаса; Лаврецкий все стоял, стискивая роковую записку в руке и бессмысленно глядя на пол; сквозь какой-то темный вихрь мерещились ему бледные лица; мучительно замирало сердце; ему казалось, что он падал, падал, падал… и конца не было. Знакомый легкий шум шелкового платья вывел его из оцепенения; Варвара Павловна, в шляпе и шали, торопливо возвращалась с прогулки. Лаврецкий затрепетал весь и бросился вон; он почувствовал, что в это мгновенье он был в состоянии истерзать ее, избить ее до полусмерти, по-мужицки, задушить ее своими руками. Изумленная Варвара Павловна хотела остановить его; он мог только прошептать: «Бетси», – и выбежал из дому.
他失去了理智。他是那么盲目地相信自己的妻子；他从未想象过，她有可能欺骗他，会对他不忠实。这个爱尔奈斯特，他妻子的这个情夫，是一个淡黄头发、长得还不错的年轻人，约摸二十二、三岁，翘鼻子，留着很好看的小胡子，在她认识的所有人当中，几乎是最微不足道的一个。几分钟过去了，半个钟头过去了；拉夫烈茨基一直站着，手里紧紧攥着那张决定他命运的字条，茫然地望着地板；似乎迎面刮来一阵黑暗的旋风，透过旋风，他仿佛看到一些模模糊糊的人脸；心痛苦地紧缩起来；他觉得，他好像正在坠落下去，坠落下去，坠落下去……落进无底的深渊。他熟悉的绸衣窸窸窣窣的轻微响声使他从麻木状态中清醒过来；瓦尔瓦拉·帕夫洛芙娜戴着帽子，披着披肩，在外面闲逛以后匆匆地回来了。拉夫烈茨基浑身发抖，往外冲去；他觉得，在这一瞬间他会打得她遍体鳞伤，把她打个半死，像农人那样，亲手掐死她。大吃一惊的瓦尔瓦拉·帕夫洛芙娜想要拦住他；他只能低声说了一声：“贝特西”，——就从屋里跑了出去。
Лаврецкий взял карету и велел везти себя за город. Весь остаток дня и всю ночь до утра пробродил он, беспрестанно останавливаясь и всплескивая руками: он то безумствовал, то ему становилось как будто смешно, даже как будто весело. Утром он прозяб и зашел в дрянной загородный трактир, спросил комнату и сел на стул перед окном. Судорожная зевота напала на него. Он едва держался на ногах, тело его изнемогало, а он и не чувствовал усталости, – зато усталость брала свое: он сидел, глядел и ничего не понимал; не понимал, что с ним такое случилось, отчего он очутился один, с одеревенелыми членами, с горечью во рту, с камнем на груди, в пустой незнакомой комнате; он не понимал, что заставило ее, Варю, отдаться этому французу и как могла она, зная себя неверной, быть по-прежнему спокойной, по-прежнему ласковой и доверчивой с ним! «Ничего не понимаю! – шептали его засохшие губы. – Кто мне поручится теперь, что в Петербурге…» И он не доканчивал вопроса и зевал опять, дрожа и пожимаясь всем телом. Светлые и темные воспоминания одинаково его терзали; ему вдруг пришло в голову, что на днях она при нем и при Эрнесте села за фортепьяно и спела: «Старый муж, грозный муж!» Он вспомнил выражение ее лица, странный блеск глаз и краску на щеках, – и он поднялся со стула, он хотел пойти, сказать им: «Вы со мной напрасно пошутили; прадед мой мужиков за ребра вешал, а дед мой сам был мужик», – да убить их обоих. То вдруг ему казалось, что все, что с ним делается, сон, и даже не сон, а так, вздор какой-то; что стоит только встряхнуться, оглянуться… Он оглядывался, и, как ястреб когтит пойманную птицу, глубже и глубже врезывалась тоска в его сердце. К довершению всего Лаврецкий через несколько месяцев надеялся быть отцом… Прошедшее, будущее, вся жизнь была отравлена. Он вернулся, наконец, в Париж, остановился в гостинице и послал Варваре Павловне записку г-на Эрнеста с следующим письмом:
拉夫烈茨基叫了一辆轿式马车，吩咐送他到郊外去。这天其余的全部时间，整整一夜，直到早晨，他一直在徘徊漫步，不断地停下来，轻轻地拍一拍手：他一会儿气得发狂，一会儿又好像觉得好笑，甚至好像很快活。早晨他冻坏了，于是走进郊外一家有饭厅的蹩脚旅店，要了一个房间，坐在窗前的一把椅子上。他突然急剧地打了个呵欠。他已经几乎站不住了，身体也已筋疲力尽，可是他却不觉得累，——然而疲倦还是起作用了：他坐着，在看，可是什么也弄不明白；他不明白他发生了什么事，他为什么独自一人来到这间陌生的、空荡荡的房间里，四肢麻木，嘴里发苦，胸中仿佛坠着一块石头；他不明白，是什么促使她，瓦丽娅(瓦尔瓦拉的小名)，委身于这个法国人，不明白她明知自己不忠实，怎么还能像从前那样镇静，对他照旧那样温柔，那样坦然！“我什么也弄不明白！”他那干枯的嘴唇喃喃地说。“现在谁能向我担保，在彼得堡……”他没有把这句问话说完，浑身颤抖、瑟缩着，又打起呵欠来。愉快的和忧郁的回忆都让他感到痛苦；突然想起，就在几天前，她曾当着他和这个爱尔奈斯特的面坐到钢琴前，唱过这首《老丈夫，可怕的丈夫！》他想起了她脸上的表情，眼睛里奇怪的闪光和面颊上的红晕，——于是他从椅子上站了起来，他想要去对他们说：“你们跟我开玩笑，那是枉费心机；我曾祖父经常捆起农民，把他们吊起来，我外祖父本人就是个农民”，说完就把他们两个统统杀死。一会儿他突然又好像觉得，所发生的这一切是一场梦，甚至不是梦，而只不过是什么荒诞无稽的幻想；只要抖擞一下，回首四顾，就……他环顾四周，忧愁却越来越深地扎进他的心里，就像鹞鹰抓紧被它捉住的小鸟一样。除此而外，再过几个月，拉夫烈茨基就有希望作父亲了……过去，未来，他的一切都被毒化了。最后，他回到巴黎，住在一家旅馆里，派人把爱尔奈斯特先生的那张字条和下面的一封信送给瓦尔瓦拉·帕夫洛芙娜：
«Прилагаемая бумажка вам объяснит все. Кстати скажу вам, что я не узнал вас: вы, такая всегда аккуратная, роняете такие важные бумаги. (Эту фразу бедный Лаврецкий готовил и лелеял в течение нескольких часов.) Я не могу больше вас видеть; полагаю, что и вы не должны желать свидания со мною. Назначаю вам пятнадцать тысяч франков в год; больше дать не могу. Присылайте ваш адрес в деревенскую контору. Делайте, что хотите; живите, где хотите. Желаю вам счастья. Ответа не нужно».“
附上的纸条会向您说明一切。顺便告诉您，我真没想到您竟会这么粗心大意：您，一个总是那么细心的人，竟会失落如此重要的信件。（可怜的拉夫烈茨基把这句话琢磨、欣赏了好几个钟头。）我不能再看见您；我认为，您也不该希望与我会面。我决定一年给您一万五千法郎；我不能再多给了。请把您的地址寄给乡下的帐房。您想做什么就做什么吧；爱住在哪里就住在哪里。祝您幸福。不需要回信。”
Лаврецкий написал жене, что не нуждается в ответе… но он ждал, он жаждал ответа, объяснения этого непонятного, непостижимого дела. Варвара Павловна в тот же день прислала ему большое французское письмо. Оно его доконало; последние его сомнения исчезли – и ему стало стыдно, что у него оставались еще сомнения. Варвара Павловна не оправдывалась: она желала только увидать его, умоляла не осуждать ее безвозвратно. Письмо было холодно и напряженно, хотя кой-где виднелись пятна слез. Лаврецкий усмехнулся горько и велел сказать через посланного, что все очень хорошо. Три дня спустя его уже не было в Париже: но он поехал не в Россию, а в Италию. Он сам не знал, почему он выбрал именно Италию; ему, в сущности, было все равно, куда ни ехать, – лишь бы не домой. Он послал предписание своему бурмистру насчет жениной пенсии, приказывая ему в то же время немедленно принять от генерала Коробьина все дела по имению, не дожидаясь сдачи счетов, и распорядиться о выезде его превосходительства из Лавриков; живо представил он себе смущение, тщетную величавость изгоняемого генерала и, при всем своем горе, почувствовал некоторое злобное удовольствие. Тогда же попросил он в письме Глафиру Петровну вернуться в Лаврики и отправил на ее имя доверенность; Глафира Петровна в Лаврики не вернулась и сама припечатала в газетах об уничтожении доверенности, что было совершенно излишне. Скрываясь в небольшом италианском городке, Лаврецкий еще долго не мог заставить себя не следить за женою. Из газет он узнал, что она из Парижа поехала, как располагала, в Баден-Баден; имя ее скоро появилось в статейке, подписанной тем же мусье Жюлем. В этой статейке сквозь обычную игривость проступало какое-то дружественное соболезнование; очень гадко сделалось на душе Федора Иваныча при чтении этой статейки. Потом он узнал, что у него родилась дочь; месяца через два получил он от бурмистра извещение о том, что Варвара Павловна вытребовала себе первую треть своего жалованья. Потом стали ходить все более и более дурные слухи; наконец с шумом пронеслась по всем журналам трагикомическая история, в которой жена его играла незавидную роль. Все было кончено: Варвара Павловна стала «известностью».
拉夫烈茨基写给妻子的信上说，不需要回信……可是他在等着，他在等回信，等待对这件不可理解、不可思议的事作出解释。瓦尔瓦拉·帕夫洛芙娜当天派人给他送来了一封用法文写的长信。这封信打消了他的一切怀疑！他最后的怀疑已经消失了——他为自己还曾有一些怀疑感到可耻。瓦尔瓦拉·帕夫洛芙娜没有为自己辩解：她只希望见见他，恳求他不要毫无挽回余地，认定她有罪。信写得冷淡，矫揉造作，不过有些地方看得到泪痕。拉夫烈茨基苦笑了一下，吩咐来人回去说，一切都很好。三天以后他已经不在巴黎了：不过他不是去俄国，而是去了意大利。他自己也不知道，他为什么恰好选中了意大利；其实，对他来说，去哪儿都一样，——只要不是回家去。关于给妻子赡养费的事，他给自己的庄园管理人发去了指示，同时吩咐他，不等结清帐目，立刻从科罗宾将军手中接管庄园财产的一切事务，并作好安排，请这位大人离开拉夫里基；他栩栩如生地想象出被赶走的将军那副窘态，那种徒然的傲慢神情，尽管自己心里很痛苦，却感觉到某种发泄仇恨的快乐。当时他还写信给格拉菲拉·彼特罗芙娜，请求她回到拉夫里基去，并且寄去了给她的委托书；格拉菲拉·彼特罗芙娜没有回拉夫里基，而且自己登报声明，委托书已被销毁，她这样做可就太过分了。拉夫烈茨基躲在一座意大利小城里，很长时间还不能迫使自己不去注意妻子的行踪。他从报纸上得知，正如她原来计划的那样，她从巴黎到巴登巴登去了；她的名字很快出现在那位儒勒先生署名的一篇文章里。在这篇文章里，透过通常那些轻薄的词句，流露出某种友好的同情；看这篇文章时，费奥多尔·伊万内奇心里感到非常厌恶。后来他得知，他添了个女儿；过了大约两个月，他收到庄园管理人的通知，说是瓦尔瓦拉·帕夫洛芙娜要求给她先寄三分之一的赡养费去。后来，一些令人不快的流言蜚语越来越多，不胫而走；最后，所有杂志上都耸人听闻、绘声绘色地竞相刊登出一个悲喜剧故事，在那个故事里，他的妻子扮演了一个并不令人羡慕的角色。一切都完了：瓦尔瓦拉·帕夫洛芙娜成了“著名人物”。
Лаврецкий перестал следить за нею, но не скоро мог с собою сладить. Иногда такая брала его тоска по жене, что он, казалось, все бы отдал, даже, пожалуй… простил бы ее, лишь бы услышать снова ее ласковый голос, почувствовать снова ее руку в своей руке. Однако время шло недаром. Он не был рожден страдальцем; его здоровая природа вступила в свои права. Многое стало ему ясно; самый удар, поразивший его, не казался ему более непредвиденным; он понял свою жену, – близкого человека только тогда и поймешь вполне, когда с ним расстанешься. Он опять мог заниматься, работать, хотя уже далеко не с прежним рвением: скептицизм, подготовленный опытами жизни, воспитанием, окончательно забрался в его душу. Он стал очень равнодушен ко всему. Прошло года четыре, и он почувствовал себя в силах возвратиться на родину, встретиться с своими. Не останавливаясь ни в Петербурге, ни в Москве, прибыл он в город О…, где мы расстались с ним и куда мы просим теперь благосклонного читателя вернуться вместе с нами.
拉夫烈茨基不再去注意她的行踪，但是不能很快就控制住自己的感情。有时他不由自主地那么想念妻子，觉得，只要能再听到她那亲切的声音，感觉到她的手又握在自己手里，那么他宁愿付出一切代价，甚至，大概……愿意饶恕她。然而时间并非白白流逝。他并不是一个生来受苦受难的人；他那健全的天性充分显示出了自己的力量。很多事情他都明白了；曾经使他感到震惊的那个打击，他也觉得并非出乎意外；他了解了自己的妻子，——对于一个亲近的人，只有和他分离以后，才能完全了解他。他又能学习，又能用功了，不过已经远不像以前那样热心：生活经历和教育培育出来的怀疑主义终于深入到他的心灵里。他变得对一切都漠不关心。过了四年，他感觉到自己已经能够回故乡去，会见自己的亲友了。无论在彼得堡，还是在莫斯科，他都没有停留，径直来到了O市，我们就是在那儿和他暂时分手的，现在请盛情厚意的读者和我一齐回到那里去吧。

点击查看更多此系列文章>>