конец

1

Узнала я, как опадают лица, 
Как из-под век выглядывает страх, 
Как клинописи жесткие страницы 
Страдание выводит на щеках, 
Как локоны из пепельных и черных 
Серебряными делаются вдруг, 
Улыбка вянет на губах покорных, 
И в сухоньком смешке дрожит испуг. 
И я молюсь не о себе одной, 
А обо всех, кто там стоял со мною, 
И в лютый холод, и в июльский зной 
Под красною ослепшею стеною. 

2

Опять поминальный приблизился час. 
Я вижу, я слышу, я чувствую вас: 

И ту, что едва до окна довели, 
И ту, что родимой не топчет земли, 

И ту, что красивой тряхнув головой, 
Сказала: "Сюда прихожу, как домой". 

Хотелось бы всех поименно назвать, 
Да отняли список, и негде узнать. 

Для них соткала я широкий покров 
Из бедных, у них же подслушанных слов. 

О них вспоминаю всегда и везде, 
О них не забуду и в новой беде, 

И если зажмут мой измученный рот, 
Которым кричит стомильонный народ, 

Пусть так же они поминают меня 
В канун моего поминального дня. 

А если когда-нибудь в этой стране 
Воздвигнуть задумают памятник мне, 

Согласье на это даю торжество, 
Но только с условьем - не ставить его 

Ни около моря, где я родилась: 
Последняя с морем разорвана связь, 

Ни в царском саду у заветного пня, 
Где тень безутешная ищет меня, 

А здесь, где стояла я триста часов 
И где для меня не открыли засов. 

Затем, что и в смерти блаженной боюсь 
Забыть громыхание черных марусь, 

Забыть, как постылая хлопала дверь 
И выла старуха, как раненый зверь. 

И пусть с неподвижных и бронзовых век 
Как слезы, струится подтаявший снег, 

И голубь тюремный пусть гулит вдали, 
И тихо идут по Неве корабли. 


Около 10 марта 1940, Фонтанный Дом 



1935-1940  

   

 

尾声 

 

我知道,我的容颜是怎样的消瘦, 
眼睑下闪现着何等的惊忧, 
痛苦是如何在双颊上 
描绘出粗硬的楔形纹皱, 
满头浅灰色和浓黑色的卷发 
如何突然变得白发满头, 
微笑在柔顺的双唇上枯萎, 
恐惧之情在干笑声中颤抖。 
我不是只为我一个人祈祷, 
而是为了所有的那些人们, 
他们同我一起站在耀眼的红墙下, 
无论是冬日的严寒 
还是七月的酷暑。 

 

举哀的时刻又已临近。 
我看着,听着,感觉着你们: 
   
既有那位被人扶到窗口的女人, 
也有那位不能踏上故土的女性, 
   
还有那位摇着头的女子是多么美丽, 
她曾经说过:“来这就像回到家里。” 
  
我本想把她们的名字一一说出。 
无奈名单已被夺去,无从得悉。 
   
我为她们织就一块宽大的裹尸布, 
用偷偷听到的她们的只言片语。 
   
我随时随地都把她们回忆, 
哪怕新的灾难临头也不会忘记, 
   
即使我历尽磨难的嘴被堵住, 
亿万人民也会用我的呼喊抗议, 
   
在我命丧黄泉之日的前夕, 
就让他们对我这样致悼念之意。 
   
如果有朝一日在这个国家里, 
有人想为我把纪念碑竖立, 
   
但只有在这样一个条件之下, 
我同意以此来纪念胜利—— 
   
不要立在我出生的海边, 
我与大海已经断绝联系, 
  
不要立在皇村花园朝思暮想的树桩旁, 
因为令人心碎的影子在那里把我寻觅, 
   
把它立在我站过三百小时的地方, 
在那里门栓从来不曾为我开启。 
   
因为在获得解脱的死亡之中, 
我害怕会把黑色囚车的嘶鸣忘记。 
   
我害怕忘却那令人可憎的牢门关闭声, 
和那老妇人如负伤野兽般的哀泣。 
   
要让那不会转动的青铜眼帘, 
流下溶化的雪水,像泪水滴滴, 
   
让监狱的鸽子到远方去飞翔, 
让船只在涅瓦河上静静地游弋。 

(1940.3.) 

(野里 译)
 

 

相关文章:“俄罗斯诗歌的月亮”——安娜•阿赫玛托娃